Глава 5
На вершинах
популярности
На самом-то
деле Моцарту повезло со временем, в
которое ему было суждено появиться на
свет. Церковь все дальше отдалялась от
музыки, отдав бразды правления фигурам
попроще — всяким там королям, герцогам,
графам и прочей шушере. Именно тогда на
первый план стала выходить так называемая
«светская» музыка, предназначенная в
первую очередь для развлечения. Конечно,
простой люд этого важного события почти
не заметил, так как у него только и
хватало времени, что на работу, а вот
люди менее занятые это оценили в полной
мере. В их распоряжении были опера,
салоны, дворцы и парки — и всюду звучала
музыка.
По большому
счету и с конкурентами Моцарту повезло
— их было не так, чтобы много. Но кое-кто
все-таки нет-нет, да умудрялся подпортить
ему нервы. Севернее Вены, в Германии, во
времена моцартовской юности творил
человек, который сегодня при его-то
имени вряд ли бы сделал карьеру, разве
что подался на транс-сцену, где его
наверняка приняли бы с распростертыми
объятьями. Звали его Кристоф Виллебальд
Риттер фон Глюк (1714-1787). У себя на родине
он был достаточно популярен, но подлинную
славу ему принесла опера «Орфей и
Эвридика», написанная, казалось бы, на
уже давно избитый сюжет. Он прожил
довольно долгую жизнь и умудрился
умереть, когда ему было уже за 70, как
настоящая рок-звезда. Его сгубил алкоголь
и, возможно, это первая зафиксированная
историей смерть известного музыканта,
павшего от удара «зеленого змия». Надо
полагать, выпить Глюк был не дурак, так
как врачи ему после тщательного
обследования строго-настрого запретили
употребление спиртосодержащих продуктов.
Но, как это часто случается с заправскими
пьяницами, Глюк решил, что рюмочка ликера
после обеда ему ну никак не повредит.
Что там не выдержало у пожилого композитора
— сердце или печень — неизвестно, но
после серии апоплексических ударов он
скончался, войдя в один ряд с такими
любителями выпить, как Кит Мун, Бон Скотт
и Юрий Хой.
Однако, живя в
Германии, Глюк не особо досаждал Моцарту
своей популярностью. Были конкуренты
и посерьезнее. Главная опасность исходила
от его земляка — австрийца Франца Йозефа
Гайдна (1732-1809), который не только был
старше (а следовательно уже кое-чего
добился в то время, когда Моцарт только
делал первые шаги к славе). Но и завел
себе серьезных и влиятельных покровителей
— семейство венгерских аристократов
князей Эстерхази, которые не жалели
средств на поддержку любимчика. При
этом Гайдн играл с Моцартом на одном
поле и практически в одной весовой
категории — писал все те же оперы,
фортепианные сонаты и струнные квартеты,
только в отличие от Вольфганга Амадея
имел за спиной надежный тыл в лице
состоятельных покровителей. Приходилось
Моцарту брать талантом, которым, надо
отметить, был не обделен и Гайдн. При
этом он отличался завидной
производительностью, оставив после
себя около 1200 произведений, среди которых
104 симфонии (включая хитовую Симфонию
№94 соль-мажор), более 80 струнных квартетов,
50 сонат для фортепиано, 24 концерта, 20
опер, 90 хоральных произведений (см.
оратории «Сотворение мира» и «Времена
года»), а также более 100 песен. Так что
Моцарту было о чем беспокоиться, зная,
что прямо у него под боком творит такой
серьезный конкурент.
Кто знает, может
быть история и распорядилась иначе, так
как у Гайдна были все шансы стать не
известным композитором, а популярным
певцом. Дело в том, что в юности он пел
в хоре, имея восхитительный голос,
благодаря которому довольно быстро
выбился в солисты. Руководитель хора
прочил Гайдну просто умопомрачительную
карьеру, явно не забывая о себе и втайне
мечтая сколотить небольшое состояние
на юном даровании. Вся загвоздка была
в том, чтобы убедить юношу сохранить
прекрасный голос, пойдя на операцию, в
те времена бывшую довольно обыденной,
так что однажды хормейстер собрался с
духом и предложил юноше вступить в ряды
элиты вокального искусства, то есть
стать кастратом. Нам точно не известно,
но видимо Гайдн был близок к тому, чтобы
принять предложение наставника, однако,
в дело вмешался отец юноши, на пальцах
объяснивший своему отпрыску, чего он
будет лишен после принятия судьбоносного
решения. Так что звездой оперной сцены
Йозеф Гайдн не стал, утратил со временем
свой дивный голос и переквалифицировался
в композиторы. Уверен, что о нем, если
бы он все же пошел на операцию, мало кто
ныне бы помнил, поэтому его выбор с
профессией можно назвать верным.
В своей долгой
жизни Гайдн много и успешно сочинял и
концертировал, став одной из первых
европейских знаменитостей, разъезжающих
по континенту с гастролями. Особенно
тепло его принимали в Англии, где ему
даже пришлось задержаться на некоторое
время, что существенно укрепило его
статус и помогло сколотить целое
состояние.
Сегодня Франца
Йозефа Гайдна в первую очередь вспоминают
за его Симфонию №45, также известную под
названием «Прощальная симфония». Она
исполняется при свечах в темном зале,
и по мере ее исполнения музыканты
оркестра по одному, закончив партию,
тушат свечи и покидают сцену. Так
продолжается до тех пор, пока на сцене
не остается два ведущих скрипача,
покидающие зал последними. Исполнение
этой симфонии и сегодня впечатляет
зрителей, так как это не только здорово
придумано с точки зрения визуального
восприятия, но и звучит весьма впечатляюще.
Что и говорить, Гайдн был еще тот выдумщик.
Еще одним
потенциальным конкурентом Моцарта был
Людвиг ван Бетховен (1770-1827). Однажды ему
даже пришлось играть перед самим
Вольфгангом Амадеем, и тот высоко оценил
талант юноши, наверняка в душе явно
чувствуя возможного соперника. Проживи
Моцарт чуть дольше, об этом, возможно,
и можно было бы говорить, но зальцбургский
гений умер, когда Бетховену был всего
21 год, что, однако, не мешает нам рассказать
о нем именно в этой главе.
Людвиг ван
Бетховен, надо сказать, был не лишен
изрядной доли артистизма, частенько
подчеркивая, что приставка «ван» перед
его фамилией говорит о его благородном
происхождении. Многие велись на его
байки и, возможно, это ему даже помогало
на первых порах. На самом же деле он
родился в самой обычной семье, далекой
от обладания замками и поместьями, а
его отец был родом из Фландрии, где этих
«ванов» было как собак нерезаных.
Жизнь Бетховена
вряд ли можно назвать мечтой каждого,
ведь он, несмотря на сопровождавший его
успех, в возрасте 20-ти с небольшим начал
терять слух, что отразилось как на его
характере, так и на личной жизни. Забегая
вперед, скажу, что уже к 40 он оглох
окончательно, что не помешало ему при
этом сочинять музыку на протяжении еще
16 лет.
Сегодня, говоря
о классической музыке, в тройке самых
значимых композиторов непременно
оказываются Бах, Моцарт и Бетховен
(старине Вагнеру остается лишь нервно
топтаться где-то поодаль), и свое место
в этом списке Бетховен занимает
заслуженно. И дело не только в том, что
глухой композитор при этом умудрялся
сочинять гениальные произведения, но
и в том, что его творчество до сих пор
производит впечатление на неокрепшие
сердца. Вспомните «Заводной апельсин»
Энтони Берджеса или его экранизацию, в
которой юный герой Малкольма Макдауэлла
был без ума от «старины Вана». Позволю
себе смелость по этому поводу разродиться
длинной цитатой из вышеупомянутого
произведения:
«Вот оно, бллин,
вот где настоящий prihod! Блаженство,
истинное небесное блаженство. Обнаженный,
я лежал поверх одеяла, заложив руки за
голову, закрыв глаза, блаженно приоткрыв
rot, и слушал, как плывут божественные
звуки. Само великолепие в них обретало
plott, становилось телесным и осязаемым.
Золотые струи изливались из тромбонов
под кроватью; где-то за головой,
трехструйные, искрились пламенные
трубы; у двери рокотали ударные,
прокатываясь прямо по мне, по всему
нутру, и снова отдаляясь, треща, как
игрушечный гром. О, чудо из чудес! И вот,
как птица, вытканная из неземных,
тончайших серебристых нитей, или как
серебристое вино, льющееся из космической
ракеты, вступила, отрицая всякую
гравитацию, скрипка соло, сразу
возвысившись над всеми другими струнными,
которые будто шелковой сетью сплелись
над моей кроватью. Потом ворвались
флейта с гобоем, ввинтились, словно
платиновые черви в сладчайшую изобильную
plott из золота и серебра. Невероятнейшее
наслаждение, бллин. Слушая, я держал
glazzja плотно закрытыми, чтобы не spugnuit
наслаждение, которое было куда слаще
всякого там Бога, рая, синтемеска и всего
прочего, — такие меня при этом посещали
видения. Я видел, как veki и kisy, молодые и
старые, валяются на земле, моля о пощаде,
а я в ответ лишь смеюсь всем rotom и kurotshu
сапогом их litsa. Вдоль стен — devotshki,
растерзанные, плачущие, а я zasazhivaju в
одну, в другую, и, конечно же, когда музыка
в первой части концерта взмыла к вершине
высочайшей башни, я, как был, лежа на
спине с закинутыми за голову руками и
плотно прикрытыми glazzjami, не выдержал и
с криком «а-а-а-ах» выбрызнул из себя
наслаждение».
Вот так вот,
бллин... От любви до ненависти и обратно
к любви. Если вы сомневаетесь в возможности
написанного Берджесом, послушайте
главные симфонии Бетховена — Пятую (ее
начало, возможно, вообще является самым
узнаваемым мотивом в истории классической
музыки), Шестую («Пасторальную») или
Девятую («Хоральную»).
Кстати, несколько
слов о его Симфонии №9. Во время ее
написания Бетховен уже был абсолютно
глух и все, что он мог слышать, существовало
только в его голове. Именно эти звуки
он и превратил в свою симфонию, премьера
которой окончилась продолжительной
овацией, которую Бетховен (вот ведь где
ирония) тоже не мог услышать. Зал стоя
аплодировал гению, который. Стоя спиной
к залу, даже не подозревал об этом.
Истинная картина признания его таланта
открылась ему только после того, как
одна из певиц повернула его лицом к
залу.
Бетховен обрел
славу еще при жизни, и это были не те «15
минут славы», обещанные в XX
веке Энди Уорхоллом каждому, нет,
это были часы, дни успеха, обращающиеся
в десятилетия. Даже сегодня, когда время
величия классического репертуара
уступило свои позиции рок- и поп-музыке,
практически каждый без колебаний узнает,
например, бетховенскую «Лунную сонату»,
которая, кстати, стала «лунной» только
после того, как кто-то из критиков сравнил
свои впечатления от нее с чувствами,
возникающими при созерцании луны над
Люцернским озером. Сравнить свои ощущения
с чувствами критика может далеко не
каждый (для этого необходимы правильная
луна и правильное озеро), но каждый
по-своему согласится с тем, что «Лунная
соната» действительно великолепна.
Когда Моцарт
умер, за его гробом, отправляющимся в
неизвестность, шли немногочисленные
родственники, друзья и соседи. Когда в
возрасте 56 лет умер Бетховен, почтить
его память пришло более 20 000 человек.
Моцарту было, чему завидовать. Он
наверняка это понимал уже тогда, когда
перед ним играл немецкий мальчишка, еле
достающий ногами до педалей фортепиано.
[ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ]
No comments:
Post a Comment