Популярная история популярной музыки (5)

Глава 6

Мы с вами кое-что забыли

Пока я вам рассказывал о славных деяниях главных звезд давно минувших дней, я упустил из виду кое-что важное, о чем стоит упомянуть. Речь о том, что музыка на протяжении веков не стояла на месте и все время стремилась вперед. Правда, если сегодня новые жанры появляются чуть ли не каждый год, во времена постоянных войн и государственных переворотов музыканты каким-то образом умудрялись соблюдать спокойствие и сохранять стабильность, действуя постепенно. Так что долгого разговора о жанровом многообразии не будет, ибо весь период классической музыки до уже изученного нами условно делится на четыре категории.

Вот они:

1) Все, что существовало до 1600 года именуется условно РАННИМ ПЕРИОДОМ, но это было, надо заметить, еще то средневековье и состояло преимущественно из религиозных песнопений, редко выходящих за пределы храмов. Ну, эту истину, я надеюсь, вы уже усвоили.

2) С появлением Вивальди, Генделя и Баха пришло БАРОККО, когда композиторы все так же концентрировали свое внимание на церкви, но бывало, что посматривали и на сторону, а также увлекались всяческими музыкальными виньетками, пытаясь придать своей на первый взгляд строгой музыке более-менее светский вид.

3) Официально эпоха барокко окончилась в 1750 году, когда на смену духовным бонзам пришли правители земные. Именно тогда творили Моцарт, Гайдн и Бетховен. Именно с их именами в первую очередь и связано то, что называется ныне КЛАССИЦИЗМОМ, и именно они превратили музыку в то, что сегодня мы называем «классикой». Кстати, не стоит всех остальных композиторов не причислять к «классике», так как по сути и впоследствии она никуда не делась. Просто, скажем так, несколько сменились обстоятельства. Период классицизма принято условно ограничивать 1830 годом, когда ему на смену пришел романтизм, правда, и эта дата далека от конкретики, так как тот же Бетховен, например, начинал свою карьеру как типичный классицист, а заканчивал, как прожженный романтик.

4) И, наконец, к 1830 году мир охватила лихорадка РОМАНТИЗМА, когда люди, начитавшись умных книжек и насмотревшись французских революций, решили наконец задуматься о самих себе в общем и своих чувствах в частности. Те же перемены происходили не только в музыке, но и, например, в литературе. Возьмите того же Пушкина — вот типичный романтик. А чтобы понять, чем романтизм отличается от классицизма, почитайте после Пушкина стихи Ломоносова или на худой конец Сумарокова, и вам сразу все станет ясно.

Вот мы и подобрались к следующей части нашего повествования, которую откроет одна из первых звезд музыкального романтизма. Обычно именно первые бывают самыми яркими. И это именно наш случай.

Глава 7

Джимми Хендрикс-старший

Если с кем и можно сравнить Николо Паганини, так это с Джимми Хендриксом. В его жизни было все — слава, деньги, многочисленные поклонниц и даже прием небезопасных препаратов, но главное, чего ему было не занимать — это харизмы рок-звезды. Ну и, разумеется, о виртуозном владении инструментом тоже не стоит забывать.

Николо Паганини (1782-1840; кстати, в его имени ударение нужно ставить на последний слог, а не так, как мы привыкли) родился в Италии, а итальянцы, как известно, народ музыкальный и импульсивный. Поэтому неудивительно, что именно там вместо громоздких органов и клавесинов в людских сердцах поселилась скрипка, произошедшая от менее изящной виолы и за пару столетий благодаря таланту таких мастеров, как Гварнери, Амати и Страдивари (и это только самые известные имена), обрела сохранившиеся по сей день звук и образ.

Кто именно из ломбардских мастеров подарил миру первую скрипку, неизвестно. Кто-то считает, что это был Монтикьяри, кто-то склоняется в пользу Гаспаре де Сало, а некоторые утверждают, что это был сам Андреа Амати. Так или иначе, но виола, верный спутник странствующих трубадуров и менестрелей, уже в XVI веке обрела новые формы и правильные пропорции, а звук ее стал выше и, звонче и изящнее. Поговаривают, что даже Леонардо да Винчи (куда уж в Италии без него) приложил руку к ее созданию, подарив ей завиток, украшающий ее головку. Новый инструмент быстро снискал любовь музыкантов, а имена скрипичных мастеров обросли легендами. Антонио Страдивари (1643-1737) из Кремона еще при жизни считался волшебником, а Джузеппе Гварнери (1698-1744) стал помечать свои скрипки инициалами I.H.S. (что значило Иисус Назаретянин Царь Иудейский), за что получил имя «Джезу», то есть Иисус.

Если первые скрипачи (Джамбаттиста Йонелли по прозвищу Скрипка, Микеланджело Росси, Бладжо Марини, Карло Фарина) еще не могли похвастаться виртуозностью, то с появлением Арканджело Корелли (1653-1713) все изменилось. Именно этого выходца из Фузиньяно до сих пор почитают как основоположника итальянской (а следовательно и мировой) скрипичной школы, тогда как его современники иначе как гением его и не называли. Вслед за ним как из рога изобилия посыпались другие композиторы-скрипачи: Франческо Джеминиани из Лукки, Пьетро Локателли из Бергамо, Гаэтано Пуньяни из Турина, Джузеппе Торелли из Вероны. Об этих виртуозах ходили легенды.

Так, Франческо Мария Верачини (1690-1768) из Флоренции, говорили, чуть не отдал богу душу от горя после того, как во время кораблекрушения потерял две любимые скрипки, которым он дал имена святых Петра и Павла. «Красный священник», как его называли за огненно-рыжую шевелюру, и еще один скрипач-виртуоз, Антонио Вивальди (о нем мы уже упоминали) однажды прервал службу, чтобы записать пришедшую ему на ум мелодию. А Джузеппе Тартини (1692-1770), владевший шпагой не хуже, чем смычком, так вообще, по общему мнению, встречался с самим дьяволом. По его собственным словам тот пришел к нему во сне, чтобы купить его душу в обмен на любое желание. Тартини пожелал услышать, как дьявол сможет управиться с его скрипкой, и тот исполнил перед пораженным скрипачом сонату такой дивной красоты, что Джузеппе тут же проснулся, обуреваемый желанием записать прекрасную мелодию. Появившаяся на свет соната, которую он назвал «Дьявольские трели», впоследствии неизменно поражала слушателей, хотя сам Тартини считал, что ей было далеко до дьявольского оригинала.

Когда 27 октября 1782 года в семье портового грузчика и простой горожанки родился Николаус Паганино, то есть Николо Паганини, все знаменитые скрипичные виртуозы были уже мертвы, так что будущему гению пришлось учиться игре на инструменте самостоятельно (ноты предшественников, правда, кое-какие у него были). С самого раннего детства Николо отличался не только тончайшим слухом (в четыре он как-то указал своему отцу, игравшему на мандолине, что тот безбожно фальшивит) и не свойственным детям трудолюбием, но и хрупким здоровьем. В те же четыре года его чуть не похоронили заживо, когда он слег с краснухой, но мальчик, слава богу, вовремя очухался. Занимаясь днями напролет, Николо уже к 11 годам успел перерасти всех известных скрипачей родной Генуи, поэтому отец начал подумывать о том, чтобы отправить сына в Парму для дальнейшего обучения. В 1795 году 13-летний Николо Паганини дал в местном театре свой первый платный концерт, целью которого был сбор средств для поездки. Исполнив помимо прочего вариации собственного сочинения на тему «Карманьолы» (популярной тогда французской песенки), юный скрипач сразил публику наповал и впервые был оглушен громом аплодисментов, с того дня сопровождавших его на протяжении всей жизни.

В Парме Николо сменил несколько педагогов, переболел воспалением легких, отразившимся на его дальнейшем здоровье, и заработал свою первую скрипку Гварнери, которую получил от известного художника Пазини за то, что с листа исполнил концерт, увиденный скрипачом впервые. В конце 1796 года он вернулся в Геную, где встретился со знаменитым французским скрипачом Родолфом Крейцером (1766-1831), тем самым, которому Бетховен посвятил свою Сонату №47, обретшую бессмертие благодаря Льву Толстому, который написал повесть, так и названную — «Крейцерова соната». Услышав, как играет Паганини, Крейцер предложил ему исполнить одну из самых трудных по его мнению пьес, но что для остальных было практически невыполнимым, для самого Николо было сущим пустяком. Пораженный иностранец был изумлен до глубины души и заявил, что «этого юношу ждет необычная слава».

Слава действительно не заставила себя долго ждать. Вместе с отцом Паганини колесил по Италии, и всюду его концерты сопровождались неизменным успехом у публики, восторгавшейся его сложной техникой: он умудрялся одним ударом смычка брать ноты сразу в трех октавах, используя все четыре струны, имитировал на скрипке пение птиц, звучание флейты трубы и рожка, а также поражал сложнейшими для исполнения стаккато, пиццикато, гаммами, трелями и причудливыми аккордами. Уже существующей на тот момент музыки неистовому виртуозу было явно недостаточно, поэтому он начал сочинять сам. Так на свет появились «24 каприса», неизменно приводившие слушателей в восторг, а вслед за ними и другие сочинения, с которыми порой мог справиться только сам Паганини, настолько они были сложны для исполнения.

После того, как войска Бонапарта в 1800 году вошли в Геную, Николо, давно мечтавший о свободе от отцовского внимания, покинул отчий дом и перебрался в Лукку, где его ждала новая, ни на что не похожая жизнь. Быстро получив должность первой скрипки республики (в Италии в те времена чуть ли не каждый город был отдельным государством), он на несколько лет задержался в Лукке. Об этом периоде в жизни скрипача известно мало и это по большой части слухи, но именно они будут преследовать Паганини всю жизнь.

Говорили, что именно в Лукке Николо будто был посажен в тюрьму за убийство то ли жены, то ли любовницы, жилы которой он якобы использовал потом в качестве струн. Именно в тюрьме он научился играть на скрипке, как сам дьявол, а когда на его скрипке осталась лишь одна, четвертая, струна, он с поразительным мастерством научился играть на ней одной. Что же касается хромоты Паганини, то и ее он приобрел в тюрьме, так как долго сидел на цепи...

На самом деле Паганини было не до убийств — именно в Лукке он впервые влюбился. Говорят, что это была знатная женщина, с которой он на три года уединился в ее тосканском поместье, где целиком посвятил себя любви, игре на гитаре (она как раз входила в моду) и сельскому хозяйству. Но в один прекрасный день он словно пробудился ото сна, вновь взялся за скрипку и вернулся в Геную.

С тех пор он больше нигде так надолго не задерживался, с безумной скоростью меняя города и женщин, на самом деле оставаясь верным только одной любовнице — скрипке. Это позже, после многочисленных болезней, Паганини превратится в худого бледного человека с впалыми глазами и всклоченными волосами, а тогда он был молод и горяч и, как он сам говорил, «когда женщины слышали, как я играю, они сами припадали к моим ногам». Среди его горячих поклонниц числились даже две сестры Наполеона — Элиза, получившая от брата после победы над Италией Лукку, и Паолина, ставшая хозяйкой Турина. С обеими Паганини явно связывала не только работа (он служил при дворах обеих), но и нечто более интимное, о чем он якобы даже рассказывал своему сыну. Так или иначе обе были сражены наповал его исполнительским мастерством и долгие годы его всячески поддерживали.

Тем временем Паганини продолжал с неизменным успехом выступать, периодически поражая зрителей новыми чудесами. Так, во время одного из концертов на его скрипке начали лопаться струны, но он как ни в чем ни бывало продолжал играть и закончил выступление с помощью одной-единственной струны. Говорили, что он подстроил это специально, для пущего эффекта, но более вероятно, что Паганини тут не при чем. Во-первых, металлические струны тогда еще не изобрели, а играли на воловьих, чей разрыв был делом обычным. Во-вторых, музыкант предпочитал более тонкие и чувствительные струны, которые рвались гораздо чаще обычных. В другой раз скрипач по рассеянности поставил перед собой ноты вверх ногами, но переворачивать их не стал, с невозмутимой легкостью отыграв концерт, читая партитуру с перевернутого листа. При этом надо не забывать, что он вообще видел эти ноты впервые!

Одно из самых ярких и знаменитых произведений Паганини своим появлением косвенно связано с именем Моцарта. Как известно, тот так и не успел закончить свой «реквием», и за него эту работу проделал его ученик Франс Ксавьер Зюсмайр (1766-1803), автор на деле весьма посредственный. Было у него и собственное произведение, балет «Орех Беневенто», в который входила сцена с шабашем ведьм. Так вот, когда через 10 лет после его смерти Пагании присутствовал на этом балете в театре «Ла Скала» в Милане, эта сцена настолько впечатлила его, что он «выдал на гора» вариации на тему из этого балета для скрипки с оркестром «Ведьмы», которые он в том же 1813 году с блеском исполнил в том же театре наряду с концертом Крейцера и собственными не менее знаменитыми «Вариациями на четвертой струне». Надо сказать, что в тот раз он за шесть недель дал в «Ла Скала» еще 10 концертов. С чем уж никак не поспоришь, так это с тем, что выступал Паганини часто.

После концертов в Милане критики единодушно признали Николо первым скрипачом мира, и именно тогда он начал отказываться от исполнения чужих произведений, задолго до Листа имея право во всеуслышание заявить: «Le concert c'est moi!», то есть «Концерт — это я!» Увы, сказал эти слова все же Ференц Лист, да и Паганини произнести их (даже если бы он того захотел) помешало бы незнание каких-либо языков, кроме родного итальянского.

К 30 годам Паганини был уже общепризнанной звездой, объехав всю Италию и накопив значительное состояние. В некоторых городах он вынужден был давать несколько концертов подряд, так как увидеть кумира с первого раза удавалось далеко не всем желающим. Журналисты называли его музыкальным гением, Орфеем, ангелом (но гораздо чаще дьяволом), ему рукоплескали короли, князья и княгини, а некоторые особо впечатлительные девушки валились на концертах без чувств, и если бы в те времена было принято закидывать звезд интимными предметами дамского гардероба, сцена перед ним наверняка была бы завалена подвязками, а то чем и посерьезнее.

Помимо славы музыканта сопровождали и скандалы. В мае 1815 года его арестовали по обвинению в похищении и насилии. Жертвой скрипача оказалась дочь генуэзского портного, которая на самом деле строгостью нравов не отличалась, продолжая встречаться с другими мужчинами, уже будучи любовницей Паганини. Вскоре она оказалась беременна, после чего Николо взял ее с собой в Парму, собираясь чуть ли не жениться. Но в дело вмешался отец девушки, увезя дочь домой и подав на музыканта в суд. Паганини еле откупился от него 1200 лир, обещая при этом содержать ребенка, но младенец умер, едва появившись на свет. В итоге дело было закрыто, хотя процесс и длился до конца 1816 года, после чего музыкант вынужден был раскошелиться еще на 3000 лир. Любопытно, что «обесчещенная» девушка в том же году вышла замуж, причем ее избранник носил имя Джованни Батиста Паганини. Пусть он и был только однофамильцем нашего героя, факт этот не может быть нами не отмечен, как весьма ироничный.

В том же 1816 году Николо принял еще один вызов. Только на этот раз его вызвали не в суд, а не дуэль. Французский скрипач Шарль Филипп Лафон, лучший ученик Крейцера и первый солист капеллы Людовика XVIII, приехав в Милан с концертами, предложил Паганини выступить вместе с ним. Тот, редко соглашавшийся делить славу пополам, разумеется отказался, после чего Лафон и вызвал генуэзца на музыкальный поединок. Несмотря на то, что о французе Паганини отзывался не особо лестно («Играет хорошо, но не поражает»), на этот раз вызов он принял. На концерте оба сыграли по несколько произведений, после чего вместе исполнили «Концертную симфонию» Крейцера для двух скрипок. Хотя Лафон так и не признал своего поражения, публика явно отдала предпочтение Пагании, который если что и умел делать в совершенстве, так это именно «поражать». Как писали критики, «возможно, Лафон и вышел бы из этой дуэли победителем, если бы его соперником не был Паганини». Позже автор «Севильского цирюльника» Джоаккино Россини скажет: «Я плакал только три раза в жизни. Первый раз, когда провалилась моя первая опера, второй раз, когда во время прогулки на лодке упал в воду фаршированный трюфелями индюк, и третий раз, когда услышал игру Паганини».

Дуэль Лафона и Паганини имела большой резонанс не только в Италии, но и за рубежом. После такого Николо, уже покоривший практически весь Апеннинский полуостров, засобирался в непокоренную еще Вену. Его планам мешали лишь обрушившиеся на него хвори. Он мучился болезнью кишечника, частым кашлем и, как утверждают некоторые, заразился сифилисом, но тот был тогда делом обычным и миновал не многих. Сам же Паганини, мотаясь по врачам и принимая все новомодные лечебные снадобья подряд, однажды сказал следующее: «Счастлив тот, кому суждено отправиться на тот свет без посредничества врачей». Скрипач мечтал о концертах в Вене, Париже, Лондоне, а может и в Петербурге, а вместо этого валялся в постели.

В 1824 году, после почти трехлетнего перерыва, Паганини, на время справившийся с болезнями, триумфально вернулся на сцену, выступив в «Ла Скала». Многие опасались, что скрипач из-за болезни утратил свою технику, но он развел их сомнения, превзойдя самого себя. Вскоре и в его личной жизни настали перемены: судьба свела его с Антонией Бьянки, которая стала не только его любовницей, продержавшись на этом месте целых 4 года — дольше, чем кто-либо, но и родила ему единственного сына Акилле, то есть Ахилла. Все четыре года Антония будет сопровождать Николо как певица и изводить его постоянными скандалами. Тем не менее он продолжал выступать, попутно получив от папы Льва XII орден Золотой шпоры, и в 1828 году наконец нашел в себе силы, чтобы пересечь Альпы.

В Вене его ждал триумф — 14 концертов за 4 месяца! Безумие по поводу Паганини буквально взорвало австрийскую столицу. Композиторы сочиняли бесчисленные сочинения, вдохновленные его игрой, венским бретцелям булочники придавали форму скрипки, в кафе и ресторанах столы украшали скатерти с портретом Николо, а в меню числились котлеты, шницели и пирожные а-ля Паганини. Появились туфли, шляпы, шарфы, галстуки, подвески, булавки, носовые платки — и все этот а-ля Паганини, все с его изображением. Его лицо взирало на венцев не только с многочисленных портретов и литографий, продававшихся на улицах, но даже с пуговиц, трубок и абажуров ночников.

Правда, после восьмого концерта у музыканта появился опасный конкурент: египетский паша подарил императору жирафа, поглядеть на которого тут же бросилась вся Вена. Паганини даже отменил очередной концерт, опасаясь пустого зала, но мода на жирафа быстро прошла, и все вновь обратились к итальянскому виртуозу. Даже извозчики просили теперь за поездку не 5 гульденов, а один «паганинерл», так как именно 5 гульденов стоил минимальный билет на концерт скрипача. Тем временем в театре «Ан дер Вин» состоялась премьера комедии «Мнимый виртуоз» о скрипаче по имени Челебрини (от итальянского celebre – «знаменитый»), но даже эта пользовавшаяся успехом пародия лишь увеличила популярность Паганини.

Омрачала радость славы лишь Антония Бьянки, которая изводила Николо сценами ревности и публичными скандалами. Не в состоянии больше выносить эту вздорную девицу, он предложил ей за право опеки над сыном 2000 миланских скудо, закрепил договор в суде и отправил Антонию домой в Милан. Все эти события, однако существенно подорвали нервы Паганини, так что он вновь вынужден был обратить к врачам, в душе понимая, что те ему вряд ли помогут.

Дав последний концерт, музыкант отправился на курорт лечиться водами, где вместо выздоровления получил воспаление надкостницы, а также нарвался на дантиста, который, видимо пытаясь продемонстрировать свой врачебный талант, удалил ему все зубы нижней челюсти. К тому же в Праге, куда он направился после курорта, у него начался туберкулез горла. Что и говорить, Николо Паганини был не самым везучим человеком.

Концерты в Праге тем не менее прошли с обычным успехом, но перед ними вновь вплыла скандальная история с убийством. И без того далеко не самый спокойный скрипач окончательно потерял терпение и решил раз и навсегда поставить точку на истории своего прошлого, обратившись к своему новому другу Юлиусу Шоттки, чтобы тот написал его биографию. Записанная со слов самого Паганини «Жизнь и деятельность Паганини как художника и человека» должна была послужить ответом на все сплетни и фантазии, мелькавшие в прессе, но даже авторитет Шоттки, уважаемого профессора Пражского университета, не смог убедить любящую «горячее» публику.

После Праги музыкант отправился в тур по Германии и Польше, за два года дав около сотни концертов, меняя города как перчатки и успев выступить перед прусским королем Фридрихом Вильгельмом (будущим кайзером Вильгельмом) и русским царем Николаем I (тот как раз прибыл в Варшаву на коронацию). И снова всюду Паганини сопровождают не только успех, но и новые слухи. Так после одного из выступлений некий господин уверял, что отчетливо видел, как за спиной музыканта стоял дьявол в красном, с рогами на голове и с хвостом между ног, и водил его рукой, державшей смычок. А в Варшаве заговорили о свадьбе, якобы состоявшейся между Паганини и красавицей 21 года из Флоренции, которая, влюбившись, ездила за ним по всей Европе и нагнала лишь в Польше, где, став его женой, получила в качестве приданого 138 тысяч франков.

Несмотря ни на что деньги к Паганини текли рекой, критика рассыпалась в похвалах, а юные поклонницы продолжали преследовать уже не молодого маэстро. Одной из его фанаток была 20-летняя баронесса Елена фон Фейербах, которая была дочерью мэра города Ансбаха и женой нелюбимого барона. Она сходила по Паганини с ума и готова была ради него даже бросить семью, да и сам музыкант уже начал было подумывать о том, чтобы сдаться перед ее напором, а возможно и сдался, но эта любовная история кончилась так же внезапно, как и началась: Паганини собрал вещи и уехал в Баден-Баден.

Как бы между прочим летом 1830 года Николо получил от князя Фридриха IV Сальм-Кирбургского, правителя Аахена, Бахольта и Гемена, титул барона, после чего вновь пустился в путь. На этот раз его ждала Франция, причем одна из парижских газет заявляла, что «превозносимый повсюду Паганини пробыл в столице восемь дней и, послушав лучших скрипачей и убедившись в их превосходстве, сразу же уехал, не желая потерпеть поражение в соревновании с ними». Скрипач и правда дал свой первый концерт лишь через неделю, но лишь потому, что эти дни посвятил знакомству с парижской богемой, которую представлял Паганини его друг Россини. Когда же Николо предстал на сцене «Оперы», в зале присутствовали все сливки Парижа: писатели Теофиль Готье, Виктор Гюго и Жорж Санд, живописцы Шарль Нодье и Эжен Делакруа, композиторы Россини, Пучини.ю Трупена, Керубини, Адан, скрипачи, музыканты, критики, актеры и актрисы. Зал был полон, встречал маэстро бурными овациями и долго не отпускал его со сцены после выступления. Один из критиков наутро писал: «Пусть те, кто никогда не бывал в концерте, пойдут туда первыми, пусть женщины понесут туда своих грудных детей, чтобы те через шестьдесят лет могли гордиться тем, что слышали его...» За полтора месяца в Париже своими концертами скрипа заработал 12,5 тысяч франков, что сегодня составляет больше миллиона.

Паганини стал бароном, миллионером, им восторгались лучшие люди Европы, перед ним распахивались двери богатейших домов, ему поклонялись красивейшие девушки всех столиц, газеты захлебывались от восторга, о нем писали книги, ему посвящали поэмы и подражали все — от композиторов до простых модников. О чем еще мог мечтать сын простого грузчика? Слава, деньги, уважение, любовь — у него было все. Все, кроме времени. И Паганини как никто другой понимал это. Ему оставалось жить меньше 8 лет, и он использовал отмеренные ему годы на полную.

За Францией последовала Англия, где он дал 50 концертов (всего он посещал ее трижды), затем — Ирландия и Шотландия, после — снова Франция. Его не остановила даже свирепствовавшая в Париже холера, унесшая тысячи жизней. Ее он не боялся, у него и без холеры хватало своих болячек. В пользу жертв эпидемии Паганини дал в «Гранд-опера» благотворительный концерт, куда пришли сотни горожан, на один вечер благодаря искусству маэстро забывших о нависшей над городом опасности. После этого концерта, собравшего 9000 франков, он дал еще девять. Это были лучшие дни его жизни, пик его популярности, пришедшийся на холерный 1832 год.

Он снова отправился в путь: снова Англия, Бельгия, опять Франция и... возвращение на родину. Спустя шесть лет он возвращался домой — постаревший, больной и уставший. Дома его осыпали наградами и почестями. В Генуе в его честь выбили медаль с надписью «Достойному гражданину, равного которому нет». В Парме его сделали кавалером ордена Святого Георгия и предложили стать членом Комиссии по делам придворного оркестра. Паганини, приняв предложение, в короткие сроки сделал оркестр лучшим в Италии, ведь он был не только виртуозным скрипачом, но и великолепным дирижером (тогда оркестром обычно управляла именно первая скрипка). Увы, в Парме хватало и своих дирижеров, поэтому не выдержав подковерных баталий и интриг, он вынужден был оставить пост.

Паганини мечтал о новых гастролях — в Петербурге или даже в Америке, но врачи вместо этого прописали ему поездку в Марсель, где он дал два концерта, ставшие последними публичными выступлениями в его жизни. Вскоре он вернулся во французскую столицу, но, ей богу, лучше бы он этого не делал. В Париже некие господа соблазнили его открытием «Казино Паганини», должного превратиться в храм искусства, где литература должна соседствовать с музыкой, а танцы с изысканными беседами. Паганини вложил в предприятие 60 тысяч, не предполагая (хотя, как можно было этого не заметить при таком-то названии), что главную прибыль должны были приносить казино и выступления самого Паганини. Увы, лицензию на азартные игры «Казино Паганини» не получило, а давать концерты скрипач был уже не в силах. Спустя полгода после основания предприятие обанкротилось. Крайним оказался Паганини, как раз потерявший голос из-за прогрессирующего туберкулеза горла.

И снова он мотается по врачам, надеясь на чудо, которых, как известно, не бывает. К расходам на лечение прибавляется приговор парижского суда, по которому скрипач должен возместить 50 000 франков по делу прогоревшего «Казино». Последние дни своей жизни Паганини прожил в Ницце, где и умер 27 мая 1840 года, захлебнувшись собственной кровью после сильнейшего приступа кашля. Не смотря на это даже его смерть стала легендой, согласно которой музыкант скончался в лунную ночь, протянув руку к своей скрипке.

Николо Паганини прожил ровно 57 лет и 7 месяцев — практически без отдыха и покоя, и даже смерть не дала ему успокоения: еще 56 лет его праху суждено будет мотаться с места на место. Виновником этого оказался архиепископ Ниццы, сразу после смерти обвинивший музыканта в ереси и на этом основании запретив церковное захоронение его останков. Николо обвинялся в страшном грехе — он не исповедовался перед смертью, якобы отказавшись от покаяния и святого причастия. По мнению архиепископа человек, из-за болезни молчавший на протяжении нескольких лет, каким-то образом должен был исповедоваться перед церковью. Все равно как. Паганини незадолго перед смертью подумывал о том, чтобы сделать это письменно, но не успел. Увы, церковь такая отговорка не устраивала. Былые слухи снова преследовали Николо и россказни о его сделке с дьяволом достали его даже после смерти. Прах Паганини прибыл в Италию только в 1844 году и лишь в 1876-м его сын, Акилле Аттила Паганини, смог добиться отмены церковного запрета и, наконец, горемычного музыканта (а вернее то, что он него осталось) захоронили на пармском кладбище.

Напоследок стоит рассказать еще одну небольшую историю, приключившуюся с Паганини уже в XX веке. В 1903 году дети Акилле решили продать рукописи произведений деда и, составив каталог из 86 его сочинений, предложили государству их приобрести. Авторитетная комиссия, провозившись с приготовлениями 5 (!) лет, за 4 дня ознакомилась с рукописями и пришла к выводу, что внимание заслуживают только три концерта, написанных рукой мастера. Еще 7 они признали менее значительными, 4 — посредственными, 19 — имеющими незначительную ценность, 8 — просто ненужными, а остальные — не представляющими ценности вообще! В итоге комиссия оценила автографы композитора в 9450 лир, к которым добавила еще 6550 лир за прочие реликвии и старинные вещи, то есть оценила жизнь великого скрипача в жалкие 16 000 лир. При этом министерство просвещения не могло предложить даже их (денег у них, видите ли не было), что не помешало ему запретить вывоз из Италии самого ценного — тех самых «заслуживающих внимание» трех концертов Паганини. Вот так, благодаря скупости и глупости чиновников, наследие выдающегося сына Генуи было распродано по частям и покинуло Италию, разбредясь по частным коллекциям.

Кому-то может показаться, что рассказ о жизни Николо Паганини оказался слишком длинным. Даже больше, чем о Моцарте. Но тому есть свои основания. Во-первых, сколько уже можно говорить о Моцарте? А во-вторых, судьба Паганини достойна подробного рассказа, ведь в ней было все то, о чем даже сегодня может мечтать далеко не каждая звезда мировой сцены. У него было все — талант композитора, гений исполнительского мастерства, харизма рок-звезды, всемирная слава, громкие скандалы, любовные победы, огромные гонорары, высокие титулы, почет и уважение... Разумеется, звезды на музыкальном небосклоне появлялись и после него, но чтобы они были такой яркости и такой величины... не знаю, не знаю...

До появления Элвиса оставалось ждать всего 116 лет.

[ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ]